Быт еврейских земледельцев

Еврейские земледельческие колонии Юга Украины и Крыма

Хуна Цибукмахер
земледелец колонии Большой Нагартов (Нагартав).
28 марта 1880 г.

Быт еврейских земледельцев

     Колония еврейская, особенно многолюдная, на первый взгляд мало чем отличается от южнорусских деревень. Только отсутствие церкви, да торчащие на некоторых домах стропила крыш, с которых покрывавшая их солома слезла по нерадению хозяев, встречающиеся по дворам толпы ребятишек обоего пола и целые стада коз, а среди улицы вечно озабоченные физиономии известного типа свидетельствуют, что находишься в местности, населенной нерусским людом. За исключением двух или трех колоний по свойству местности и климатическим особенностям, поставленных в более или менее благоприятные условия, остальные так похожи по внешности одна на другую, что достаточно ознакомиться с одной, чтобы получить верную характеристику прочих. Возьмем для образца колонию Большой Нагартов. Построена она о бок с посадом Березноговато-Висунском при слиянии речек Висуни и Доброй и от последней позаимствовала свое название. Господствующий элемент населения - выходцы из Литвы, что резко заметно и по тому акценту произношения, который везде отличает евреев-выходцев Северо-Западного края России, и по тому пренебрежению, с которым они относятся к меньшинству - выходцам западных и новороссийских губерний, величая их польскими невеждами, грубиянами и т. п. Чем и вызывают с их стороны не менее лестные для себя прозвища. Рознь, сквозящая в сношениях евреев западных губерний с литовскими выходцами везде, заметна и у нас между земледельцами еще в большей степени, выражаясь не шуточными и безвредными только прозвищами, а довольно резкими отличиями при богослужении и обрядах и обилием молитвенных домов в многолюдных колониях. В тех же колониях, которые по малочисленности населения имеют только по одной синагоге, последняя служить часто яблоком раздора между последователями того или другого толка и поводом к нескончаемым ссорам и даже свалкам.

     Нравственно, за ничтожными исключениями, евреи-земледельцы ничем не отличаются от своих соплеменников, населяющих села и деревни черты еврейской оседлости. Та же слепая привязанность к внешним обрядовым формам, унаследованным от предков; те же предрассудки, то же суеверие и вытекающие из них неприязненные отношения ко всякому проявлению свободной мысли. Эти предрассудки и косность поддерживаются как местными духовными раввинами, так и пришлыми агентами разных чудодеев-цадиков, которые по несколько раз в году являются за поголовной данью с невежества и не менее хлебного жучка подвизаются на поприще обирания и разорения колонистов. Но зато в обыденной жизни земледельца-еврея уже заметно отсутствие свойственной нашей расе лихорадочной деятельности, подвижности и готовности, очертя голову, бросаться на все, сулящее какие-нибудь материальные выгоды. Занятие хлебопашеством и влияние окружающей среды успели таки привить им черты, свойственные людям, живущим вдали от шумной городской жизни, черты, везде отличающие земледельца, как-то: угловатость манер, наивность и добродушие, неподвижность, равнодушие ко всему, выходящему из сферы его деятельности, воздержность в будничное время и бесшабашный разгул с его последствиями в праздник. Значительная часть колонистов (более 1/2), владеющая необходимыми для хлебопашества орудиями, достаточным количеством рабочих рук и рабочего скота, серьезно относится к своему занятию земледелием, видя в нем исключительный источник своего существования, и правит сохой, плугом, косой и цепом не хуже соседей-крестьян. Тока их осенью наставлены полнехонько скирдами хлеба, стогами сена и другими земледельческими продуктами. Многие из них довольно зажиточны. Последние, большею частью, не довольствуются обработкой только своего надела, а снимают в аренду оброчные участки и участки исключенных за нерадение из земледельческого звания или добровольно перешедших в мещанство колонистов и занимаются в больших размерах как хлебопашеством, так и другими отраслями сельского хозяйства: скотоводством и овцеводством.

     Часто повторяющиеся неурожаи, скотские падежи, а особенно дороговизна рабочих рук были причиной упадка благосостояния многих из этих лиц. Тем не менее, они не падают духом и с удвоенной энергией, в надежде на будущие урожаи, продолжают раз начатое ими дело. Притом же они разнообразят свое занятие, особенно в зимнее время, деятельной торговлей зерновым хлебом, скотом, шерстью и другими сельскими продуктами, а менее зажиточные из земледельцев - извозом. Близость Харьковско-Николавской железной дороги, городов Одессы и Николаева, главных пунктов сбыта земледельческих продуктов, благоприятствуют их предприятиям. Остальные, считаясь номинально земледельцами, смотрят на земледелие, как на побочное занятие, которое в состоянии удовлетворять (и то редко) только некоторым потребностям семейного еврея, а потому при обработке своих наделов пользуются или наемным трудом, или отдают их в скопчину, т. е., предоставляя крестьянину соседнего села все заботы о вспашке, посеве и снятии хлеба, получают от него за пользование их землей 1/4 или 1/5 часть урожая. Тот же способ практикуется ими и при молотьбе, так что от всего полученного ими хлеба, за продажей его на месте и по удовлетворении всех казенных и мирских повинностей, они остаются почти при одной соломе. Сами же они находят средства к существованию в ремеслах, подвизаясь в качестве портных, сапожников, столяров, кузнецов, каменщиков и меламедов, и при том в размере, не допускающем конкуренции и удовлетворяющем нуждам колонии и соседнего посада. Поверхностный наблюдатель, мало знакомый с условиями жизни земледельца-еврея, приписал бы такое пренебрежение большинства земледельцев к своим прямым занятиям давно укоренившемуся предрассудку - неспособности евреев к земледелию. Но, относительно говоря, благосостояние, достигнутое многими, поставленными семейными или другими обстоятельствами в более благоприятные условия, благодаря исключительному их занятию хлебопашеством, убедило бы его в противном. Не погоня за легкой наживой и не отвращение от тяжелого физического труда руководит ими при выборе нового рода занятия, а в большинстве случаев не плодородие почвы, скотские падежи, частые неурожаи, а также дороговизна и недостаток рабочих рук в семье. Лучшим доказательством может служить тот факт, что большинство экс-земледельцев посвящает себя часто только занятиям, требующим не менее, чем земледелие, физического труда и навыка, как-то: каменщичьему, плотничному, кузнечному, без которых и земледелие немыслимо; а ведь нелегко каменщику с тяжелым молотом и ломом в руках летом под жгучими лучами солнца, от которых кожа на обнаженных частях тела краснеет, лопается, образуя нарывы. Не лучше и кузнецу. Не привлекательна и профессия горемыки-меламеда, надрывающегося до хрипоты в душной и сырой комнатке за грошовую плату.

     "Что побудило тебя,- спросите вы экс-земледельца,- отказаться от такого благородного честного занятия, как земледелие, и взяться на другое, не менее трудное, мало обеспечивающее в материальном отношении?" Один ответ у всех - неурожай, от которого все его состояние в одно лето пошло прахом, скотский падеж, от которого пала последняя штука рабочего скота и др. Если бы помощь материальная пришла вовремя, снабдила бы его другим скотом, вместо палого, да зерном для будущего посева, и если бы эта помощь могла предупредить все влекущие за собой в жизни земледельца бедствия неурожая, я уверен, вряд ли кто променял бы земледелие, с которым свыкся с младенчества, на новое, непривычное занятие, сопряженное с не меньшим физическим трудом. Невольное, вынужденное обстоятельствами превращение земледельца в ремесленника бывает иногда, только временное. В том убеждают частые примеры того, что, какому бы занятию ни посвятил себя еврей-земледелец, но при видах на урожай или при перемене обстоятельств к лучшему, он бросает молот, иглу, шило, хватается за косу или за цепь с энергией, которую нельзя было ожидать от хилого, тщедушного, отвыкшего от обращения с этими орудиями ремесленника. Очутившись даже в чужой для него городской среде, взор экс-земледельца, все таки устремлен на брошенную им колонию. Куда бы его ни забросила горькая нужда, постоянная, заветная его мечта - сколотить лишнюю копейку и воротиться обратно к ниве своей, не раз орошенной его потом, к своей хате, которая, за отсутствием хозяина, приходит в разорение. Но не многим это удается.

Журнал "Рассвет". Орган русских евреев. №17. 24 апреля 1880 г. Стлб. 654-656
08-11-2021