Лина Нейман
Еврейская детская коммуна
|
Нейман Лина-Софья Самойловна (1885-1971), писательница, литературовед. Родилась в Ковно (ныне
Каунас) в семье служащего. После окончания историко-философского факультета высших женских курсов в
Москве была оставлена на кафедре литературоведа профессора П.Сакулина для научной работы и преподавания.
Написала ряд научных работ по русской истории и педагогике. Занималась лекционной работой. Много ездила
по стране, писала очерки, рассказы, статьи для периодических изданий, книги для детей на исторические
и современные темы. |
В Крыму, но вовсе не там, где ласково плещется у берегов море, где высятся
исполины-горы, где к земле гнутся сочные гроздья винограда,- вовсе не там приютились еврейские
колонии.
Они тоже в Крыму, но в степном Крыму. Безбрежна степь. Вся ровная. Ни кустика,
ни рва, ни холмика. Сколько ни идти по степи - все одно и то же.
Степь редко покрывается цветами; только ранней весной она затягивается сплошным
ковром красных, синих и желтых цветов. Да осенью, на короткий миг, блеснет она всеми красками; и коне!
В степи мало красок и мало жизни. Не слыхать пения птиц. Нигде ни капли
воды.
Вот каков тот Крым, где расселились евреи-земледельцы, где живет коммуна
молодежи: "Мааян". В переводе на русский язык "Мааян" означает "источник", и разве этот белый дом, где, как
в улье, с утра до ночи, кипит работа сорока энергичных и трудолюбивых девушек и юношей, где раздается веселое
ржание скота, шум трактора или стук молотилки — разве это не "источник" в степи?
Откуда же взялись эти ребятки? Они прибыли сюда из еврейских местечек. Их
родители, братья и сестры были когда-то мелкими торгашами и ремесленниками. Они жили в нищете и горе,
придавленные и смятые игом царском власти и всей тяжестью капиталистического строя. Потом по еврейским городам
и местечкам ураганом пронеслась война. Люди задыхались в нищете и искали выхода. Много семей покинуло
насиженные места и уходили искать счастья на чужбине.
Моего деда не раскулачили благодаря беде, которая случилась незадолго до
коллективизации. На животных напал настоящий мор, и практически вся дедова скотина пала. На повторный вопрос
мама все же ответила на идиш, что было у них больше десяти коров.
Советское правительство пошло навстречу беднякам-евреям. Оно предоставило
им землю. Пока еще тяжела жизнь новых поселенцев. Однако, несмотря на непривычный физический труд и на все
тяжести материального положения - евреи-земледельцы живут и развиваются в нормальной и здоровой
атмосфере.
* * * * *
И те сорок юношей и девушек, которые работают в "Мааяне", хорошо понимают, как
важно привлечь в свою коммуну детей. Коммуна бедна; она только строится. Коммунары плохо кормятся, позволяя
себе лишний кусок лишь в страдную пору; на их платье заплат больше, чем звезд на небе в ясную крымскую ночь,
единственная мебель - узенькие койки в спальнях и столы с лавками в столовой, на весь большой дом - две
керосиновых лампы, которые переносятся с места на место, но... коммунары приютили у себя деткоммуну и отдают
ей все самое лучшее. Коммунары молоды, преобладает возраст от 18 до 25 лет, но, как отечески-заботливо
относятся они к "нашим детям". Девизом коммуны стало: во всем отказать себе и все дать нашим детям".
И дети вполне ценят это отношение. Они ясно понимают и чувствуют дух
коммуны.
Для маленького Янкеле в "общем шкапу" (члены коммуны не имеют лично
принадлежащих им вещей, а пользуются общими для всем вещами) не нашлось сколько-нибудь целого пальто. И ему
выдали два порванных пальто, чтоб он для тепла надел одно поверх другого. Стоя в своем своеобразном одеянии,
засунув руки в карманы, он задумался.
"Мнухо", обратился он к учительнице: "что я скажу тебе: если бы мы все-таки
устроили сыроварню, это не так уже много денег, можно продать несколько свиней, тогда мы с осени могли бы
вдвое увеличить нашу деткоммуну. Подумай только: еще десять товарищей могли бы к нам приехать". Мальчик
улыбнулся и его черные глаза засияли.
Идеал деткоммуны это жить и работать, как коммуна взрослых. Маленький Янкеле
хочет выехать на волах в поле, как большой Ицек, маленькая Рейзеле мечтает о том, как она будет заведующей
свинарней, как взрослая Эся. А пока... пока дети помогают взрослым.
Стоит ранняя весна. Степь одета в яркие краски цветов; в воздухе совсем тепло.
Одна из старших коммунарок, двенадцатилетняя Лиза с длинной хворостиной погнала барашек в степь. Она зорко
вглядывается в них, часто пересчитывает, не затерялись бы они. Малыши Нема и Рохеле в поле, близко от дома.
Они на своем "баштане". Разве их баштан не такой, как у взрослых? Они тоже засеяли дыни, арбузы, тыкву и
кукурузу. И чучело повесили: старое Лизино платье и глиняный горшок приладили вместо головы:
"Рохеле, а вдруг не будет дождя? Пропадет наш баштан!", - говорит
Нема.
"Почему не будет? Как польет дождик на большой баштан, так попадет и на наш",
- отвечает Рохеле.
В степь уже выехал трактор. Земля позади него лежит большими черными глыбами.
Сеют яровое. Дети бегут за трактором. В воздухе звенят их громкие голоса.
Много людей в коммуне, хозяйство большое, скота много, а какая-то особая тишина
в раскаленном воздухе. Дел много, работы много, большая забота - чувствуется вокруг. И дети сознают
серьезность момента. Пшеница в поле уже стоит большая, колос налился! Скоро начнется уборка хлеба. Не
помешает ли дождь? Как будет работать молотилка? Справятся ли с работой? Все дети знают: этим хлебом коммуне
надо кормиться целый год, а к осени и новые еще товарищи приедут. Каков будет урожай? Хватит ли?
Чуть спадет к вечеру жара, и дети отправляются со своей учительницей в
экскурсию. Дети всегда просят: "идем в "Тельхай".
"Тельхай" - это большая еврейская коммуна, гораздо большая, чем "Мааян".
Там - на конюшне среди 16 лошадей - гордость "Тельхая", - "Сокол". Дети обступают его, трогают, ласкают. А
вот золотоволосая красавица "Зоговка" (в переводе - золотая), получившая приз на крымской выставке
животноводства. Надо поздороваться и с быком "Сергеем". Про него идет дурная слава: он сломал свое огромное
корыто и чуть ли не снес каменную стену, у которой стоял. То ли дело бык, стоящий рядом с "Сергеем" -
"Новуходоносор". Его за кротость прозвали: "Носенька". А там верблюды, которым дети не перестают удивляться,
коровы, племенные свиньи, овцы и большой птичий двор.
* * * * *
Подходит август месяц. В поле слышен стук молотилки. Много работы взрослым.
Но и деткоммуна не без дела. Старшие дети помогают взрослым в поле, младшие выполняют домашнюю работу.
"Шоймер" (в переводе - сторож) будит всех в три часа ночи.
На дворе - светает. Кто-то уже успел пустить паровик у молотилки. Огонь
пробивается из всех щелей красными языками. Дети влезают на паровик, дергают за ручки свистка, "Ду-у-у-у" -
далеко разносится по степи. Из сарая вытащены большие мажары, запрягают волов.
По всему полю раскиданы скирды. Там с вилами уже ждут "накидальщики". Быстрыми
энергичными движениями набирают они большие охапки на вилы и сбрасывают их в мажары. Высоко нагружены мажары.
Янкеле, цепляясь за перекладины, усаживается спереди. Он едва виден маленькой черной точкой: свешивающиеся
колосья совершенно закрывают его. Дрожит мажара; покачивается из стороны в сторону весь "хлебный" дом;
медленно, опустив головы книзу, осторожной поступью двигаются волы.
Только на юге складывают такие стога, напоминающие высокую гору. Нема и Рейзеле
бегут с обоих сторон и расправляют веревки, чтоб освободить волов. На них кричат: "дети, уходите, уходите
отсюда, еще попадете куда-нибудь. Но они никого не слушают. Малыши работают и по дому. "Ну, что за работа?"
- жалуется Эстерка: "Тарелки,тарелки, кружки, как бы это сделать, чтобы кушали без них? И Эстерка сует
грязные тарелки в сомнительно чистую воду.
Рядом - Авремеле, с перепачканным сажей лицом: "Что тарелки, ты вот с кастрюлями
повозись. Ох, эти кастрюли, и зачем их только мыть каждый день". Авремеле зачем-то плюет на тряпку, набирает
ею золу и с ожесточением трет кастрюлю.
* * * * *
Уже ноябрь. На степь пахнуло осенью. Дети собирают последние цветочки в степи и
приносят домой большие букеты. Солнце уже мало держится на небе. Рано темнеет.
Дождь застучал по крыше. Почва стала сырой и вязкой; во дворе сплошная грязь.
Лизе нужно в овчарню, и она переезжает двор верхом на лошади. Но старшим детям не страшно: у них высокие сапоги.
А у малышей их нет. Их часто перетаскивают на руках. Хохоту при этом не мало. Дон и Мойшке устроили "скамеечку"
из рук, и Эстерка важно восседает на ней. Янкеле в рваных башмаках стоит на крылечке дома и с тоской смотрит
на двор-болото. Ему так хочется попасть в кузницу... Его заметил высокий Давидка - конюх. Он посадил Янкеле к
себе на спину и изображает лошадь. Весело седоку!
В доме готовятся к зиме. Окна замазывают, печи чинят. Ребята помогают взрослым
притаскивать солому под большой навес. Солома - это здешнее топливо, и его надо беречь, чтоб оно не намокло.
Вот движется большая соломенная куча. Кто под ней? Неизвестно! Не успела "куча" приблизиться к навесу, как ее
"валят с ног", зарывают в солому. Никакие, придушенные из-под соломы, крики и мольбы не помогают. Но вот
откуда-то сбоку просовывается полу-плачущее, полу-смеющееся личико Лизы, и забава кончается.
Настала зима. Большая часть дня у детей уходит на занятия. На стенах висят новые
картины, присланные из Москвы. Несколько новых учебников лежат на окне, тетради, ручки и карандаши.
В комнате устроен "красный уголок". Висят портреты вождей, перевитые красными
лентами. На полу, на кирпичах, сложена небольшая библиотека. На "столике" - это доски на кирпичах, - лежат все
вышедшие номера классного журнала: "Красный Пахарь".
Рано темнеет. Дети усаживаются поближе к печке Они подбрасывают в топку большие
охапки соломы.
За ужином дети обсуждают: кому какие на завтра назначены работы по
хозяйству.
Рейзеле пойдет чистить овчарню, Янкель в свинарню, Мойшке пойдет к лошадям, Лиза
и Рохеле примутся за починку белья, Дон будет помогать в пекарне, Авремеле убирать комнаты, а Нема и Эстерка -
дежурные в столовой. Всем нашлась работа!
Сегодня за ужином - маленькое торжество. Из двух скамеек за столом - одна
"скамейка толстых", другая - "скамейка тонких". Все меньше ребят на "скамейке тонких", все тесней усаживаются
ребята "на скамейке толстых". А сегодня маленькую Рохеле перевели к "толстым". И хор ребят поет:
"Рохеле, жизнь в коммуне
В прок пошла! В прок пошла!".
После ужина дети затевают концерт. На сцену является "шумный" оркестр. У кого в
руках кастрюля, у кого - ложки, у кого - бутылки, а у кого "настоящая граммофонная труба". Оркестр хоть куда!
Жаль только одно: надо рано кончать и спать ложиться. С раннего утра работы по хозяйству, а там - кому к
докладу готовиться, кому письменную работу написать, кому хочется дать статью в свой журнал. А с полудня -
занятия с учительницей. Скучать не приходится.
Дети гурьбой бегут к умывальнику. С хохотом и шутками умываются, обливают друг
друга водой.
Быстро юркнули ребята под одеяла, и также быстро, утомленные за весь день,
заснули.
Огонь маленькой керосиновой лампочки прикручен на ночь.
Ее слабый свет едва освещает углы комнаты, на стенах ложатся смутные тени.
Темными пятнами выделяются на подушках головы маленьких евреев-земледельцев.
Журнал "Друг детей", 1927 год.
26-01-2012
|