Подготовил к печати И.М. Шайкин
Воспоминания о еврейских земледельческих колониях
Рабинович Ада Абрамовна
В Ново-Витебске Сталиндорфского района
В 1932 - 1933-м учебном году я поступила в Днепропетровский
педагогический техникум, окончив только 6 классов. Сдала благополучно
экзамены наравне с семиклассниками - и поступила. В техникуме была
еврейская группа, на идиш. В этой группе было около 30-ти человек. Первый
курс мы окончили в Днепропетровске, а на следующий год нашу группу
перевели в колонию Нововитебск Сталиндорфского района. И там в помещении
синагоги открылся еврейский педагогический техникум. Я поступила сразу
на 2-й курс, так как первый курс прошла в Днепропетровске. Здесь я окончила
3-й курс. Меня оставили работать в нашей базовой Нововитебской школе-десятилетке.
Я стала учительницей младших классов. Поработала 2 года. На
еврейском языке в еврейской школе. После этого меня направили работать В
поселок Красино. Один год я поработала в Красинской еврейской школе.
Затем меня направили в поселок Калиновка Сталиндорфского района В
русскую школу, где учились в основном евреи, потому что поселок Калиновка - это
еврейский поселок Сталиндорфского района. В этой школе я работала
до начала войны. Помню учителей школы и всех студентов, которые там
учились. Был пожилой учитель - Ябров, он преподавал еврейскую литературу
и еврейский язык. Его жена (Гильденберг) преподавала биологию. Учитель
математики - Итович. Директор был по фамилии Карасик. Он организовал
техникум. Он ездил и даже ходил пешком по всем нашим поселкам и колониям
и собирал студентов, чтобы учились там. И действительно собрал большой
контингент учащихся. Карасик преподавал нам историю. Потом через
некоторое время Яброва репрессировали, причины мы не знали.
Репрессировали и учителя по музыке. Вместо Яброва у нас стал работать
учителем литературы и языка Димомид, очень хороший учитель, мы все были
влюблены в его уроки.
Общежитий для нас не было. Мы жили на частных квартирах у жильцов
Нововитебска. Стипендия было очень-очень маленькая, но нас бесплатно
кормили. Мы жили за счет наших родителей. Раз в неделю, мы уходили домой
и приносили из дому кто что мог: и хлеб, и муку, и крупу; у хозяек мы варили
Вот так мы и жили, конечно, бедненько. У нас была самодеятельность, пока
не арестовали учителя музыки. Хор был замечательный!
Фаерман Ася Шуйликовна
В Каменке Сталиндорфского района
В Каменке сначала была четырехлетняя еврейская школа, потом - семилетка.
У немцев была своя немецкая школа. А в нашей школе учились
даже дети украинцев, так как им было далеко ходить в украинскую школу. У
нас были замечательные учителя. До революции была и синагога, потом ее
закрыли, как и церкви. Но мы всегда отмечали еврейские национальные
праздники.
Когда организовали колхозы, появились тракторы, комбайны, грузовые
машины. Никогда не забуду появление первого трактора в колонии: какое
было ликование, радость, наконец-то, трудиться станет легче. А как забыть
первый репродуктор, который директор школы Яша Шварцер повесил на
стене школы. Одним словом, жили мы как все в стране, трудились, надеялись
на лучшее. Дети учились в школе, потом продолжали учебу в десятилетке в
колонии Нововитебске, что в 10 километрах от Каменки. Некоторые ребята
поступали в педагогический техникум в том же Нововитебске. Потом лучшие
ученики уезжали в город учиться дальше: одни в Одессу, в педагогический
еврейский институт, другие в Днепропетровск. Появились у нас свои учителя,
врачи, инженеры. На каникулы мы, студенты, приезжали домой, помогали
Родителям, работали в колхозе, выступали в клубе.
Война. 21 июня 1941 г. я, студентка филфака Днепропетровского
госуниверситета, со своими подругами готовилась к сдаче госэкзаменов. И
вот сданы все экзамены. Нас, студентов, посылают в колхоз, на уборку урожая.
Увидев однажды, что по дороге гонят скот, мы спросили - что это значит?
Услыхав в ответ, что фашисты приближаются к Днепропетровску, мы уехали
из колхоза. Прибыв в город получили диплом. Я и мой меньший брат, который
окончил ФЗУ при заводе Ворошилова и там же работал, принимаем решение
немедленно ехать домой к родителям и вместе с ними эвакуироваться. С трудом
доехали до станции Павлополье, а потом пешком в Каменку. Это было 10
августа 1941 г. По дороге узнаем, что из Сталиндорфа уехали уже все, в том
числе и районное начальство, 8-го августа. Продолжаем идти: проходим
Ново-Ковно - никого уже нет. Председатель колхоза Каршенбаум, узнав, что
районное начальство эвакуировалось, выехал со своими колонистами - и
таким образом спас всех своих односельчан, мы этого никогда не забудем.
Подходим к Нововитебску - возле каждого дома подвода, нагруженная
вещами, все сидят на чемоданах.
Ту же картину увидели в родной Каменке. Можете себе представить
встречу с родными. Бегу в сельсовет: "Почему не выезжаем? - спрашиваю. - Нет
распоряжения. - От кого распоряжения? Ведь все выехали из Сталиндорфа
еще 8-го августа". Председатель сельсовета звонит в Сталиндорф - никто не
отвечает. Из Каменки выехали мы только 12 августа на рассвете. Опустела
колония, где больше 130 лет кипела жизнь.
Не доезжая до Запорожья, у нас случились неприятности - поломалось
колесо, и мы заехали в ближайшее село, чтобы починить. С нами поехала
семья брата моего отца, семья родственников Лисовских и семья
Тигельникова, все 4 подводы. Остальные остались на ночь в посадке. На
рассвете мы поехали на то место, где остались наши земляки - никого уже не
было. Валяются убитые лошади, коровы, которые были привязаны к подводам.
Оказалось, что на рассвете пролетел фашистский самолет, летчик увидел
подводы и стал бросать бомбы, обстреливая всех. Мы принимаем решение:
на Запорожье не ехать (это мой отец, между прочим) - кругом все горит, значит
немцы недалеко, направляемся к ближайшей переправе в село Никольское.
Начальник переправы говорит, что можно нас переправить, но без подвод.
Мы все бросаем, садимся на паром и переправляемся на левый берег Днепра
А потом пешком пошли дальше. Так и дошли до Донбасса пешком. А там
через несколько дней сели в поезд, который направлялся в Саратовскую
область. В Саратове нам дали направление в город Бальцев, где раньше жили
немцы, которых выслали оттуда. Таким образом мы спаслись.
Из всех жителей Каменки спаслись только наши четыре семьи. Остальные,
которые поехали на Запорожье, уже застали там немцев. Немцы отправили
всех обратно домой. Все поселились в своих домах. Издевались над людьми
не только фашисты, но и полицаи. Например, в сельсовет привели двух
жителей Каменки: Ризина Шмилика и Засика Воблета. Этих пожилых мужчин
резали на куски, кровь стояла по колено. Трудоспособных людей отправили
на строительство дороги Кривой Рог - Днепропетровск, которую начали
строить еще до начала войны. О том, как они жили в этих концлагерях
рассказывали люди, которые были там и чудом спаслись. Жили в конюшнях,
в коровниках, в Новоюрьевке, в Златоустовке, в Любимовке, в грязи и в голоде.
Выгоняли всех на работу, а кто не имел сил выполнять работу, того на месте
расстреливали. Стариков, женщин и детей в мае 1942 г. в Каменке согнали в
конюшни, а потом всех погнали на расстрел.
Зогот Матвей Наумович
В Ново-Златополе
Я, Зогот Матвей Наумович, родился в 1922-м году в колонии
Новозлатополь. Родители, отец и мать, боже родом из этой же колонии. Отец
родился в 1890 году, а мать в 1896 году. Земледелием не занимались. Они начали
заниматься земледелием после революции. У них была одна корова, одна
лошадка, они, бывало, с кем-то вдвоем-втроем объединялись и занимались
земледелием. Чаще отец отдавал землю в аренду. У него было около 3 десятин
земли. После революции отец обрабатывал землю сам, т.е. стал настоящим земледельцем.
Когда началась коллективизация, отец поступил добровольно в СОЗ.
Отдал свою лошадку, коров не трогали. Этот СОЗ существовал недолго.
Может быть, полгода, не больше, потом он влился в колхоз, и отец стал
рядовым колхозником.
Дома меня почти никогда не было, я все время пропадал в клубе. В
1934-м году закрылась синагога и там стал клуб, там был духовой оркестр,
мой дядя руководил кружком пения. Я вообще любитель пения, пел неплохо,
Участвовал в самодеятельности. В школе участвовал в хоре и отдельно,
солистом. Мы организовывали концерты, выезжали в другие колонии.
В 1932-1933 гг. у нас был голод. Я опух от голода. Колхозникам варили
обед раз в день. И я ходил в колхоз вместе с отцом, обедал, и это помогало нам
выжить. Позже у нас появилась корова, прокормить ее было трудно, но она
нас спасала от голода. В нашей местности было плохое водоснабжение.
Приходилось носить воду в ведрах за 3 км от дома. На всю колонию был один
артезианский колодец. Сначала качали воду вручную, затем поставили насос
с электромотором. В 30 годах колхоз соорудил несколько водяных колонок.
В колхозе была большая свиноферма. Евреям было плохо, потому что они не
имели права есть свинину. У нас было много немцев, они жили прилично, у
них было по 10 свиней. И в конце концов евреи не выдержали, и каждый начал
заводить одну-две свиньи. Это была большая помощь. Немцы научили нас
колоть и обрабатывать свинину. Мы держали одного кабана. А некоторые
по 2, по 3.
В 1940 г. я закончил десятилетку. Девять классов учился на еврейском,
а последний год на русском языке. Когда окончил десятилетку, я уехала в Одессу
и поступил в Одесское музыкальное училище при консерватории. Успел
закончить только один курс. Так как я имел среднее образование, меня
отпустили на каникулы раньше: 5 июня я уехал из Одессы. Война меня застала
дома, в Новозлатополе. Воевал на Юго-Западном и Воронежском фронтах
автоматчиком. Был ранен. Принимал участие в Корсунь-Шевченковской
битве. Освобождал Польшу и Чехословакию.
Зогот Татьяна Мееровна
В Ново-Златополе
Я, Зогот Татьяна Мееровна, урожденная Ушкац, родилась в 1923 году.
Мое детство и юность прошли в селе Новозлатополь, Новозлатопольского
еврейского национального района. Мои родители - Ушкац Меер
Владимирович и Ушкац Лея Анисимовна (она урожденная Усышкина из села
Роскошное, там где родился Нотэ Лурье, они были земляками, и мама его
хорошо знала с детства). Отец мой родился в Новозлатополе, была у них
большая семья, 12 детей, отец был сапожник, мать, конечно, домохозяйка. И
все дети лет с 13-ти - 15-ти уже уезжали в другие города, чтобы заработать
себе на жизнь, где только могли.
Мой отец в 13 лет уехал в город Гришино, это Красноармейский район
Донецкой области. Там он работал учеником кузнеца. Жил там без родителей.
Конечно, ему было там очень тяжело, и он вернулся в Новозлатополь. В 1922-м
году он женился на моей маме, Лее Анисимовне Усышкиной. (Между прочим
в Иерусалиме есть улица Усышкина). Мама была сирота. У нее мама умерла,
когда ей было 8 лет. Отец потом женился. Так как в Новозлатополе им негде
было жить, родители решили выехать в Енакиево. Там я родилась. Но они там
жили недолго, потому что завод, куда отец устроился, закрылся. Родители сели на
подводу (мне было 9 месяцев) и вернулись в Новозлатополь. Отец занимался
земледелием. В эти годы еще были банды, у отца есть такой наградной лист
"За участие в борьбе с бандами". Поэтому от потом был уже персональным
пенсионером. Он все время занимался частным земледелием. Когда начали
организовываться колхозы, он был одним из инициаторов их создания. Он
помогал бедный, сам был бедный. И в 1933-1934 году его избрали
председателем Новозлатопольского сельсовета.
Я в 1930-м году поступила в первый класс Новозлатопольской средней
образцовой еврейской школы, закончила ее в 1940 году, но 10-й класс был
уже на русском языке, так как учебный год 1939-1940 школа стала русской.
Закончила я школу с отличием, тогда медали не давали, но в аттестате у меня
одни пятерки. Я поступила в Днепропетровский Госуниверситет на биофак.
И война меня застала под Днепропетровском, в Широковском лесу, на
биостанции, где у меня была первая академическая практика. Там нас и застала
война. Нас привезли в Днепропетровск. 3-го июля мы слушали выступление
Сталина, а 5-го июля я приехала домой, там тоже без дела не сидела. Отец
отвез меня в село Гупаловка и там я занималась культмассовой работой: читала
газеты, сводки информбюро о ходе войны... А в сентябре отца
мобилизовали. Это был такой спецнабор, ему было уже за сорок. Их отвезли
в Запорожье. А я с мамой (у меня три младших брата, я самая старшая)
эвакуировались, сели на подводу, что могли, взяли с собой. Много людей
покинули Новозлатополь, но многие и остались, может 10%. Остались такие,
которые считали, что немцы их не тронут, что в 1918 году немцы тоже занимали
эти места Украины, и в те годы они евреев не трогали. И они остались. И,
конечно, смерть была трагическая. Причем в Новозлатополь немцы свезли
людей из всех колоний...
В Новозлатополе остались дядя и тетя мужа, тетю мучили, привязали к
лошади и волочили по всей колонии. А он спрятался в скирде, украинка-женщина
носила ему еду. А потом узнали и его там убили. Попал в плен и
наш земляк Лева Ерш. Там был немец старостой, его друг, ведь у нас жило
много немцев, в Новозлатополе была немецкая улица, там жили и Бухлеры,
и Свеблеры... Так вот этот Николай Штеблер был старостой, и когда он
увидел, что попал в плен Лева Ерш и Семен Козел, их забрали, вывели и
расстреляли. Они были вместе трактористами, комбайнерами, вместе работали
в колхозе.
Папа поступил в партию в 1936 году, уже будучи председателем
сельсовета. В 1938 г. он был в Днепропетровске на курсах повышения
квалификации, как председатель сельсовета, как член партии. Но образование
у моего отца было всего два класса, он был самоучкой, но был такой идейный,
не пропускал ни одной газеты, его все интересовало. И притом в
Новозлатополе со всеми бедами люди приходили к нему. Там кто-то на дворе
или в огороде кого-то обидел, где-то муж обидел жену... И ночью бывало
придут домой с плачем - вот Меер Аронович помогите... До того как он
вошел в колхоз у нас была корова и одна лошадка, больше ничего не было.
Жили мы в землянке. И только в 1936 г. он своими руками построил дом, И
какой дом... Из глины делал кирпич-саман. Покупали лес для окон и дверей.
Помогали украинцы-каменщики, которые умели ложить стены. Дом был уже
в центре Новозлатополя, почти напротив школы и рядом с сельсоветом, где
отец работал. Дом на 4 комнаты. Этот дом и сейчас стоит в Новозлатополе.
До войны председателем райисполкома был Биндер, он погиб. С 30-х годов
лет 12 был председателем колхоза Лейба Ерш, он на войне погиб. Отец мой
был первым председателем колхоза, а потом его избрали председателем
сельсовета. Евреи работали в школе учителями, в финотделе бухгалтерами.
Я закончила в Днепропетровске строительно-монтажный техникум, и
работала все годы инженером строительно-монтажного управления ДСУ 553
треста Днепросантехмонтаж, я по специальности инженер-сантехник.
С января 1997 г. мы начали посещать Хесед, кружок идиш, вел этот
кружок Зарайский Матвей Иосифович, он хорошо знает немецкий и еврейский.
В марте он уехал к сыну в Ленинград, и тут встал вопрос продолжать
ли наш кружок и кто будет его вести. Слушатели начали: "Пожалуйста, пусть
ведет Татьяна Мееровна". Так я с тех пор и веду кружок в 13 часов по
понедельникам, где собираются любители идиш. Люди уже имеют большой
багаж слов, сейчас приступили к письму, я им переписала на доске
весь алфавит от А до Я еврейскими и русскими буквами. И сейчас
уже каждый начал писать: фамилии свои на идиш, имена детей, своих
родственников.
Хараш Израиль Самуилович
Я был земледельцем
Я прожил большую жизнь, но отчетливо помню свои молодые годы.
Родился в 1910 г. в местечке Томашполь Подольской губернии (теперь
Винницкая область). Отец - Самуил Иосифович родился в 1883 г., был
домашним учителем в зажиточных еврейских семьях местечка. Мать - Блюма
Мунишовна родилась тоже в 1883 г., домашняя хозяйка, родила семерых
детей, среди которых я был вторым. Семья была бедной, нас спасала
корова-кормилица. До революции земли у нас не было. После революции
в 1922 г. отцу выделили небольшой участок земли в 1 морг (0,9 десятин),
но обрабатывать эту землю у нас не было чем.
В 1925 г. в нашем местечке проводилась агитационная работа по
привлечению еврейской бедноты к земледельческому труду. Отец решил стать
земледельцем, чтобы облегчить жизнь семьи. Он в переселенческую
группу, отправившуюся на свободные земли, выделенные правительством для
переселенцев в Гуляйпольском районе Запорожского округа.
На переселенческом участке "100-Б" каждой семье было выделено 15 десятин
пахотной земли и 1 десятину под усадьбу. Однако эти 15 десятин не были
сплошным массивом, а состояли из нескольких участков в разных местах с
различным количеством почвы. В основном почва была черноземной на
равнине и не распахивалась много лет.
В то время евреям-переселенцам много помогал "Агроджойнт". Эта
американская благотворительная организация предоставляла на льготных
условиях кредит, различный сельскохозяйственный инвентарь и посевной
материал. Отец получил на нашу семью кредит в сумме 3 тыс. рублей. В счет
этого кредита купил все необходимое для ведения крестьянского хозяйства:
2-х лошадей и корову, кур и индеек, сельскохозяйственный инвентарь - плуг
2-х лемешный, буккер 4-х лемешный, бороны 2 шт., гарбу, каток и доску для
гармана, а также зерно-посевной материал. Косилку и веялку пришлось купить
на две семьи. На деньги кредита отцу построили небольшой, сельского типа
дом размером 6х9 м под железной крышей.
Весной 1925 г. отец вызвал семью на новое местожительство. Мать с
малыми детьми поехала пассажирским поездом, а я в товарном вагоне повез
мебель и другое наше имущество. Отец нас встретил на железнодорожной
станции и на гарбе отвез в новый поселок переселенцев.
В нашей усадьбе вода была в колодце непригодна для питья.
Приходилось нести воду в ведрах из общего колодца за 120 м от дома.
Непосредственно к дому примыкала конюшня, в которой находились наши
лошади и корова. Для их кормления в зимнее время во дворе насыпалась
скирда из смеси половы - измельченных стеблей ячменя, овса, кукурузы и
других растений. Для отопления дома во дворе складывали скирду соломы и
курая (сухая трава перекати-поле). Кроме того, печку топили брикетами
высушенного кизяка от коровы.
В первые три года большую часть полевых работ выполнял я. Сам
запрягал наших лошадей в плуг или в буккер, либо в сеялку. И после вспашки
земли весной засевал ее пшеницей, ячменем, овсом, кукурузой,
подсолнечником. Огород мы засевали овощами, не требовавшими много воды
(тыква, лук, картофель). Во время уборки урожая мне помогал отец. Ручную
прополку пропашных культур помогали делать сестренки и соседи. В свою
очередь, я помогал соседям в ремонте инвентаря и во время прополки.
Отец так и не стал крестьянином. Благодаря тому, что он был
грамотным, его избрали штатным секретарем сельсовета.
В 1928 г. 5 соседних индивидуальных хозяйств объединились в ТОЗ
(Товарищество по совместной обработке земли). Мы охотно вступили в это
крестьянское объединение, которое значительно облегчило тяжелые полевые
работы. Совместно используя людей и несколько лошадей, мы пахали землю,
сеяли и убирали урожай. Часть зерна мы отвозили в Гуляйполе на элеватор,
в 32 км от нашего поселка. Это были хлебопоставки государству, а на
полученные деньги мы погашали кредит "Агроджойнту".
Зимой 1928-1929 гг. началась сплошная коллективизация крестьянских
хозяйств в стране. Она коснулась и нас. Вступив в колхоз "Октябрь", мы сдали
туда лошадей, гарбу и весь сельскохозяйственный инвентарь. В колхозе я работал
почти три года на полевых работах: плугатарем, трактористом, скирдоправом,
на молотилке. С урожаев 1929, 1930 и 1931 гг. нам выдавали на трудодни только
зерно ячменя. Поэтому наша семья в эти годы не знала, что такое пшеничный
хлеб. Ели только ячменный. Правда овощи и молоко были у нас
собственные, и мы не голодали
"Запорожские еврейские чтения" (3апорожье, 1999. Вып. 3. С. 213-218
В интернете опубликовано впервые. 27-09-2020
|